минор на губах застыл
радость моя, сохрани мою тень
и позволь мне остаться в живых...
мне конецконец осени. горькой, усталой.она нежной ленью разливалась по горлу и терпкой болью крутила слова, вязала в узлы. желание кричать подавлялось катастрофической потребностью плакать. и я плакала, сжимая ногтями тонкие запястья, ломая о мысли пальцы.
мне страшно. мне очень страшно жить в зиме. предательством и надрывным лицемерием она меня когда-то испугала, в слезах оставила. с крыши моего мира толкнула и смеялась в спину.мне той зимой цепляться было не за что/не за кого. мне той пустоты на весь мир бы хватило. n-ая сигарета глаза разъедала, фонари и фары через кривые стекла душили лентами болезненного света. а я поднялась, назло северному февралю. стиснув зубы дожила до весны и почти не дыша от боли упала марту в ноги. вымолила прощение. дышала-жила-верила.
мне страшно. мое не до конца адаптированное к дневному свету одиночество под снегом надломится, пополам и с треском жизнь. ты грей меня своими письмами, свети мне наивными словами. знаешь, мне так не хватает розовых стекол в окнах...мне не хватает скрипача, вырезающего из вечера прощальный блюз.
ах да, я не говорила?пианист умер. только он и верил в историю о двух великих эгоистах двух родных городов. он верил, что поезда спасают, а попутчики слушают. верил, что слезы - это хорошо, а любовь - это вечно. он в реквиеме чувствовал свет и много курил. поливал ромашки на своем окне только дешевым красным вином, чтобы пахли нежностью. я сегодня устелила вечер его нотами, на прощание.
в первый день зимы я хрусталем разобьюсь о собственную тень. наша бесконечная история не может закончится этим злым снегом и лживыми гирляндами, я постараюсь исчезнуть раньше. не пережить 12 недель тишины.

и позволь мне остаться в живых...
мне конец
мне страшно. мне очень страшно жить в зиме. предательством и надрывным лицемерием она меня когда-то испугала, в слезах оставила. с крыши моего мира толкнула и смеялась в спину.мне той зимой цепляться было не за что/не за кого. мне той пустоты на весь мир бы хватило. n-ая сигарета глаза разъедала, фонари и фары через кривые стекла душили лентами болезненного света. а я поднялась, назло северному февралю. стиснув зубы дожила до весны и почти не дыша от боли упала марту в ноги. вымолила прощение. дышала-жила-верила.
мне страшно. мое не до конца адаптированное к дневному свету одиночество под снегом надломится, пополам и с треском жизнь. ты грей меня своими письмами, свети мне наивными словами. знаешь, мне так не хватает розовых стекол в окнах...мне не хватает скрипача, вырезающего из вечера прощальный блюз.
ах да, я не говорила?пианист умер. только он и верил в историю о двух великих эгоистах двух родных городов. он верил, что поезда спасают, а попутчики слушают. верил, что слезы - это хорошо, а любовь - это вечно. он в реквиеме чувствовал свет и много курил. поливал ромашки на своем окне только дешевым красным вином, чтобы пахли нежностью. я сегодня устелила вечер его нотами, на прощание.
в первый день зимы я хрусталем разобьюсь о собственную тень. наша бесконечная история не может закончится этим злым снегом и лживыми гирляндами, я постараюсь исчезнуть раньше. не пережить 12 недель тишины.
